N1 Люди, которым нужно нечто большее, чем Бог
Для бутиков и супермаркетов скоро наступят самые горячие дни в году: месяц перед Рождеством — то самое время, когда люди буквально сметают товары с прилавков. Для детей Дед Мороз означает одно: подарки. Он утратил всякую связь со своим прообразом — Святым Николаем, сотворившим чудо, обеспечив приданное трем бедным сестрам, благодаря которому они смогли выйти замуж, а не зарабатывать на жизнь проституцией.
Люди — существа религиозные. Психологически нам очень трудно идти по жизни без оправдания и надежды, что дает нам религия. Это четко видно на примере ученых-позитивистов 19 века. Они настаивали, что оценивают вселенную исключительно с материалистических позиций — но по ночам участвовали в спиритических сеансах, вызывая духов умерших. Даже сегодня мне часто доводится встречать ученых, которые, за пределами собственной узкой специализации, подвержены всяческим суевериям — настолько, что порой возникает ощущение: в наше время неверующих в точном смысле этого слова встретишь разве что среди философов. Ну, или среди священников.
Нам действительно необходимо оправдывать свое существование, как в собственных глазах, так и в глазах других. Инструментом для этого служат деньги. Сами по себе деньги — не нравственная ценность, но нам нужны не только ценности, но и инструменты, не только цели, но и средства. Величайшая проблема, с которой сталкиваемся мы, люди — найти способ примириться с тем, что когда-нибудь мы все умрем.
С деньгами вы способны на многое, но они не дадут вам одного — примирения с фактом собственной смерти. Порой они в состоянии помочь вам оттянуть эту смерть: человек, способный потратить миллион фунтов на личных врачей, скорее всего проживет дольше, чем тот, кому такие расходы не по карману. Но и в этом случае вы задержитесь на земле ненамного дольше, чем среднестатистический зажиточный гражданин любой развитой страны. Так что, если вы верите только в деньги, рано или поздно вам суждено обнаружить их величайший недостаток: они не способны оправдать вашего краткого существования в этом мире. Мало того: чем больше вы стараетесь уклониться от объятий смерти, тем больше понимаете — никакое состояние не придаст смысл вашей жизни на смертном одре.
Подобное оправдание дает нам религия. Религии — это системы верований, позволяющие людям оправдать свое существование и примириться с его бренностью. Однако в последние годы у нас в Европе притягательная сила религии в ее традиционных формах сильно ослабла. Число приверженцев христианских конфессий уменьшается.
Другие идеологические течения, например коммунизм, тщившиеся заменить собой религию, с треском провалились у нас на глазах. В результате, мы все ищем нечто, способное примирить нас с неизбежностью собственной смерти. Есть один афоризм (его часто приписывают Г.К. Честертону): ‘Когда человек перестает верить в Бога, это не значит, что он не верит ни во что. Он верит во все остальное’. Кто бы ни был его автором — он прав. Считается, что мы живем в эпоху скептицизма. Как бы не так: наше время — эпоха безумного легковерия. ‘Смерть Бога’, или, по крайней мере, кончина христианского бога, сопровождается рождением тьмы новых идолов. Они, словно бактерии, размножаются на трупе христианской церкви — от странных языческих культов и сект до идиотских, квазихристианских суеверий ‘Кода да Винчи’ (‘The Da Vinci Code’).
Просто удивительно, сколько людей воспринимает эту книгу буквально, считает ее абсолютной истиной. Признаем: ее автор Дэн Браун (Dan Brown) породил легион рьяных последователей, убежденных, что Христос не был распят, что он женился на Марии Магдалине, стал королем Франции и основал собственный вариант ордена франкмасонов. Многие из тех, кто сегодня посещает Лувр, приходят туда исключительно, чтобы посмотреть на Мону Лизу, и по одной простой причине: эта картина занимает центральное место в сюжете книги Брауна.
Как-то пианиста Артура Рубинштейна спросили, верит ли он в бога. Он ответил: ‘Нет, я не верю в Бога, я верю в нечто большее’. Наша современная цивилизация страдает от такой же ‘инфляционной тенденции’. В рамках существующих религий нам слишком тесно: от Бога мы требуем большего, чем способна дать нам нынешняя христианская вера. Поэтому мы обращаемся к оккультизму. Так называемые оккультные науки не раскрывают никаких подлинных секретов: они лишь обещают нам некое тайное знание, способное объяснить и оправдать что угодно. Главное преимущества этого обещания в том, что оно позволяет каждому наполнить ‘потайной ларец’ собственными страхами и надеждами.
Я — дитя эпохи Просвещения, я верю в ее ценности: истину, научный поиск, свободу. Поэтому меня эта тенденция угнетает. Дело не только в том, что оккультизм ассоциируется с нацизмом и фашизмом — хотя между ними действительно существовала прочная связь. Гиммлер и многие другие подручные Гитлера преданно верили в самые инфантильные оккультистские выдумки. Верили в них и некоторые ‘гуру’ итальянского фашизма — взять хотя бы Юлиуса Эволу (Julius Evola), который до сих пор остается кумиром неофашистов у меня на родине. Да и сегодня, посмотрев в любом книжном магазине заголовки книг, выставленных в разделе ‘оккультные науки’, вы найдете не только обычные труды о тамплиерах, розенкрейцерах, псевдокаббалистах (не говоря уже о ‘Коде да Винчи’), но и антисемитские трактаты вроде ‘Протоколов сионских мудрецов’.
Я воспитывался в католической вере, и хотя позднее отошел от Церкви, в декабре мы с внуком, как обычно, соорудим рождественские ясли с младенцем Иисусом. Это надо делать обязательно вместе — как мой отец строил их со мной, когда я был ребенком. Я глубоко уважаю христианские традиции — в качестве ритуалов, позволяющих примириться со смертью, они и сегодня выглядят куда осмысленнее, чем их чисто коммерческие альтернативы.
Пожалуй, я соглашусь с другим ‘блудным сыном’ Католической церкви — героем джойсовского ‘Портрета художника в юности’: ‘Какое же это освобождение: отказаться от одной нелепости, логичной и последовательной, и принять другую, нелогичную и непоследовательную?’ Рождество как религиозный праздник — по крайней мере нелепость логичная и последовательная. А вот о Рождестве как празднике коммерческом даже этого не скажешь.